— Просторно. Свежо. — Резюмировала Лена. — Кажется, эхо должно гулять, а нет его. Как это?
— Дизайнер так задумал, Госпожа, — ответила Надежда Александровна, стоящая за спиной хозяйки, как было приказано, ровно в одном шаге. На время работы гидом.
— Тебе здесь уютно? — поинтересовалась, оценивая собственные противоречивые ощущения. Согласилась бы она так жить? Пока склонялась к мысли «скорее нет». Но в целом, продуманность стиля нравилась.
— Я привыкла, Госпожа. Понимаю Ваши сомнения, но да, сейчас уютно.
— Ну-ну. Ладно, корми меня. На слюну изойду скоро. — до кабинета еле слышно доносился ни с чем несравнимый запах борща — угадала рабыня мечту хозяйки.
В столовой рабыня шустро сервировала стол, первым делом поставив фарфоровую супницу. Плоская тарелка, сверху глубокая, фаянсовая сметанница, соль, перец, столовые приборы из похожего на серебро метала — все как в ресторане. Надежда Александровна сняла крышку супницы, У Лены уже живот сводило от предвкушения, но обратила внимание, наконец, на руки рабыни. Кожа с похудевших предплечий свисала безобразными рукавами, как у древнерусской царевны-лягушки, которая ими на пиру махала. Налево — озеро с лебедями, направо — еще какая-то жесть. Лену передернуло от мысли, что сейчас, этими крыльями — парусами, невольница начнет наливать борщ в тарелку…
— Стой! Иди сюда, выдвигай стул и садись напротив. — Пока Надежда Александровна огибала стол, сама развернула свое полукресло. Сев напротив, рабыня по команде вытянула руки. Лена решительно выдохнула и своими ладонями охватила сложенные трубочкой пальцы невольницы. Закрыла глаза.
Мир померк. Во вселенной существовало одно образование, состоящее из двух перетекающих друг в друга цветных пятен, похожих на изображение двойной звезды, две части которой сцепились друг с другом двумя рукавами. Лена четко отделяла свое тело от чужого и откуда-то знала, что самые яркие пятна — проблемные области. Надежда Александровна сверкала практически вся. Сама же была заметно бледнее, но с очагами. Наиболее яркий горел красным пламенем внизу живота. В первую очередь занялась им. Простым движением мысли убавила яркость. Потом сменила цвет, сделав его неотличимым от окружающих здоровых областей, — самой душой, интуицией, чем угодно чувствовала, что поступает правильно. Перекинулась на другое тело. В нем сначала отыскала здоровые участки и уже под них стала подстраивать окружение. Работа выдалась неожиданно долгой и кропотливой. Чувства времени не было, поэтому оценить за сколько она управилась не представлялось возможным. Наконец, Лена открыла глаза и разжала пальцы. Рабыня сидела напротив безмолвным безразличным истуканом. Ее взгляд был туманным и не выражал ничего.
Лена захотела выдавить из себя «Эй» и помахать перед лицом рукой, как вся столовая вместе со всем остальным миром пошла кругом… как падала на пол, потеряв сознание, уже не помнила.
Глава 8. Больничные будни
Идеально белый потолок резал глаза. Лена точно помнила, что у Надежды Александровны потолки были нежно-голубого, небесного цвета. Только что были…
Она помнила все до последнего момента, до головокружения. Мигнула темнота и вдруг — белый потолок. Скосила взгляд в сторону — капельница. Ошеломленная открытием попыталась сесть, но тело оказалось неимоверно тяжелым, будто свинцом напичкано. От усилия возникла одышка и Лена почувствовала, что что-то ей мешает дышать. Опустила глаза вниз и заметила пластиковую фиговину, к которой подведена прозрачная трубка. Спустя несколько секунд догадалась, что это кислородная маска и попыталась ее сдернуть. Правая рука слушалась с трудом. Собственный вес преодолела с усилием битюга, тащившего в гору телегу с чугуном под завязку. Ладонь упала на маску, которая больно резанула лицо острыми краями, пальцы вцепились в крепление шланга и собственной тяжестью поволокли вправо. Рот освободился только наполовину — резинка — фиксатор помешала, и кисть сорвалась. Рука свесилась с кровати. Все, силы иссякли.
Вдохнув пропитанный медикаментами воздух, Лена окончательно убедилась — таки-да, больница. Как ее сюда занесло? Что? Где? Когда, в конце концов! Шлюха, что ли, сюда определила?! Да как посмела?! Внезапное возмущение отняло последние силы и Лена отключилась. Она не услышала стрекотание датчиков и суету персонала. Потеря сознания плавно перешла в глубокий сон. Здоровый, глубокий сон без сновидений.
— Лена! Леночка, проснитесь, — поставленным баритоном позвал красивый мужской голос. — Хватит спать, красавица, просыпаться пора, обход. Голос звал, а рука осторожно трясла за плечо.
Лена без капризов открыла глаза.
— Где я? — шепот вопроса сорвался сам. И сразу кашлянула, прочищая горло.
— Все вопросы потом, — остановил ее доктор — ухоженный мужчина средних лет с холеной бородкой. — Обход будет, услышишь.
Доктор ушел и вскоре в палату ввалила толпа белохалатников. Из услышанного между ними общения не поняла и половины, а у нее поинтересовались только самочувствием. Из того, что разобрала, вычленила наиважнейшие для себя открытия: ее доставила «скорая», раз, у нее анорексия, два, неделю провалялась в коме, три, состояние дистрофии, — обидное, кстати, название! Как детская дразнилка, означающая дрыща, — четыре, анализы идеальные, на зависть здоровым, что невозможно, пять. И это все.
«Неделя!», — вспыхнуло в голове. — «Неделя, мать твою! А дети, работа, муж?! Они в курсе?!». Не успело сердце разбиться, как в палату влетела заполошная мама со слезами в глазах.
— Доченька! Доченька, как же так, как же ты себя довела! — лицо пачкали ее мокрые поцелуи, но Лене было приятно. Приятно до такой степени, что невольно разревелась сама. — Ты же себя чуть не похоронила, доча! — сквозь причитала мама, — зачем ты себя изводишь, зачем?! Серега твой требует, да?! Козел безрогий! Уж я ему все рога с корнями обломаю! Задумал девочку мою уморить! Ишь, чего удумал, трутень толстопузый, да я ему… ты выздоравливай, доча, кушай досыта и никого не слушай! Доктор говорит, тебе питаться надо и все лечение… а еще витамины обязательно, я тебе принесла…
Лена, не прерывая словесный поток матери, блаженно улыбалась, как дурочка, и свинцовой рукой гладила мать по щеке. Как она, оказывается, ее любит! До умопомрачения. И это взаимно. А пальцы больше походили на нитки с суставами — четками. Перебирать можно.
Как же она похудела! Только сейчас дошло до понимания Лены. «Расплата за доброту… так это получается, ее рабыня «скорую» вызвала — больше некому. Зачем? Уморила бы и освободилась… загадка… но, чтобы больше так глупить? Ни в жизнь! А если бы хворь серьезная была, рак, допустим… или была? Мать моя, женщина, как все запущено! Но ничего, отъемся — разберусь…», — пообещала себе Лена и сердце замерло: «Где мой Айфончик?!»
Мама все трещала и трещала. Все за нее переживают, все о ней беспокоятся, все ее любят в любых размерах. Даже гад — зятек уверил, что тоже. У пацанов все в порядке, на работе ждут ее выхода с больничного, сватья чуть ли не каждый час названивает и одно по одному, всю родню вспомнила.
Прервала ее словоизвержение только вошедшая в палату женщина. В возрасте, ухоженная, в нестандартном, фасонистом белом халате из дорого материала. То ли шелк, то ли атлас — Лена не определила.
— Почему посетители в палате? Время посещений с шестнадцати до восемнадцати вообще-то. Вы — мама? С Вами позже побеседуем, а сейчас на выход, пожалуйста. — проворковала женщина командным голосом. Мама послушалась беспрекословно, успев поцеловать дочь и шепнуть «я вернусь».
Женщина пододвинула табурет, аккуратно села и представилась.
— Я врач — психиатр, Анна Олеговна. А ты у нас… — глянула на историю болезни, которая оказалась у нее в руках, — Кто ты?
— Лена я, — представилась Лена слабым от плача голосом. Шмыгнула носом. Поискала взглядом салфетку или полотенце и приняла любезно преподнесенное вафельное изделие. Врачиха сняла его с дужки кровати. Не стесняясь, высморкалась и вытерла слезы. — Гуляева.